Секретные протоколы: что на самом деле сын Сталина рассказал на допросах в плену

 Судьба Якова Джугашвили, старшего сына Иосифа Сталина, — словно трагическая поэма, строки которой до сих пор написаны полумраком военных тайн. В то время как вокруг его гибели в немецком плену клубились туманы мифов, рассекреченные протоколы допросов позволяют пролить свет на подлинный облик его противостояния врагу, являя его как человека принципов, выкованных убеждениями.

Воинская стезя, чуждая политике

В отличие от младшего, честолюбивого Василия, Яков Джугашвили не грезил о политических вершинах. Он выбрал стезю инженера, выучился в Артиллерийской академии и, словно предчувствуя грозу, в мае 1941 года принял под командование батарею 14-го гаубичного полка. Увы, война оказалась безжалостно короткой для старшего лейтенанта Джугашвили. Уже в июле того же года, в пекле боев под Витебском, его подразделение угодило в смертельное кольцо окружения, и он оказался в плену у солдат 39-го танкового корпуса вермахта.

Идеологическая дуэль на допросе

В плену Якову сулили златые горы сотрудничества, но он остался непреклонен. Для нацистской Германии пленение сына советского вождя обернулось пропагандистским триумфом. Однако допрос 18 июля 1941 года развеял надежды на легкую победу: перед ними был не сломленный пленник, а идейный противник. В остром споре с капитаном Реушле и майором Гольтерсом Джугашвили яростно отстаивал свои взгляды.

Он утверждал, что комиссары, искренне верующие в коммунизм, пользовались заслуженным уважением, разбивая немецкие мифы об их ничтожности. Он признавал, что реформы порой вызывают ропот недовольства, неизбежный в обществе. Сын Сталина с гордостью отзывался о советских полководцах, таких как Тимошенко, Ворошилов и Буденный, называя их выдающимися стратегами, словно давая понять, что не держит зла на советскую власть. Он негодовал, слыша измышления об убийствах немецких военнопленных красноармейцами, уверяя, что видел лишь достойное обращение и что приказ о расправах не мог быть отдан.

Не обошли стороной и тему немецких диверсантов, чья жестокость вызывала всеобщую ненависть в рядах Красной армии. Яков рассказывал, как эти враги, облаченные в форму красноармейцев и милиционеров, использовали самые коварные приемы. Он поведал историю о женщине-диверсантке, несшей с собой сосуд с чумой, чтобы отравить колодцы. Однако немцы лишь презрительно отмахнулись, назвав это пропагандистскими сказками.

В политическом плане Яков оставался верен отцу и утверждал, что советская власть осыпала народ благами, возвысив его над царским режимом. Он подчеркивал, что благодаря большевикам Россия обрела мощную промышленность и независимость. Но немцы стояли на своем: во всем виноваты большевики, развязавшие мировую бойню.

При всей своей несгибаемости в разговорах с врагом, Яков Джугашвили, по воспоминаниям современников, был личностью сложной и противоречивой. Споры о мотивах его поступков и поведения в плену не утихают и по сей день. Одни видят в нем убежденного коммуниста и патриота, готового стоять за свои идеалы до конца. Другие полагают, что им двигала личная обида на отца и стремление доказать свою независимость.

Тень антисемитизма?

В стенограмме допроса промелькнули слова, вызывающие сегодня тягостное недоумение, — неприязнь к евреям. Яков утверждал, что евреи ищут лишь выгоду, что русский народ всегда питал к ним неприязнь. По его словам, они чужды созидательному труду, а их главная страсть – торговля, за что их и презирают.

Эти строки звучат особенно диссонансом, учитывая, что женой Якова была еврейка, Юдифь Исааковна Мельцер. Возможно, антисемитские высказывания были циничной попыткой расположить к себе немцев. Немцы были убеждены, что в СССР правят евреи, и предположили, что жена Сталина тоже еврейка, что вызвало гневную реакцию Якова.

Достойный финал

Яков Джугашвили был узником концентрационного лагеря Заксенхаузен. 14 апреля 1943 года он бросился на проволочное ограждение лагеря и был сражен пулей охранника Конрада Хафриха. По другой версии, его убило электрическим током, прежде чем раздался выстрел, поскольку проволока находилась под напряжением.

Будучи ценным пленником, Яков Джугашвили не стал орудием нацистской пропаганды и до конца сохранил верность своим убеждениям. Его трагическая гибель стала символом стойкости и несгибаемости советского солдата перед лицом смертельного врага.

Вопросы о том, почему Яков Джугашвили отверг сотрудничество с немцами и почему выбрал смерть, продолжают будоражить умы. Был ли это отчаянный акт протеста против режима или осознанное стремление к героической гибели? Возможно, истина навсегда останется сокрытой за пеленой времени. Но история Якова Джугашвили навсегда останется горьким напоминанием о трагических судьбах людей, чьи жизни были безжалостно сломаны жерновами войны и тиранией политических режимов.